Деревья и кусты были вырваны с корнем, и либо лежали, прижатые к земле, либо отброшены непонятно куда, и лишь ямы от корней, напоминали, что здесь совсем недавно что-то росло.
Чем ближе он подходил к тому месту, где прежде был овраг с лежащим на дне инопланетным кораблем, тем больше было подтверждений, что именно там и был эпицентр взрыва. Метров за сто вокруг не осталось ни одного зеленого пятнышка. Почва кругом вся почернела и превратилась в выжженную пустыню. А вскоре Ионыч оказался на краю огромного кратера, который образовался на том месте, где раньше лежала НЛО. Последние сомнения исчезли, это взорвался инопланетный корабль, и причиной взрыва, были какие-то действия Петра и Романа внутри корабля, от которых сработало устройство самоуничтожения.
Ионыч присел на корточки, потрогал руками землю на краю воронки. Она была твердая как камень, видимо оплавилась в момент взрыва и, остыв, окаменела.
— Дела, — растянув слово, произнес Ионыч, — ежели бы остались здесь с ночевкой, ничего бы от нас не осталось.
Он посмотрел внимательно на дно глубокой воронки, но ничего, даже малейших следов от корабля, не заметил, повернулся, и медленно отправился обратно домой. Как назло, начался дождь. Вскоре он усилился, и ему ничего не оставалось, как пойти кругом. Он чертыхнулся и, двинулся тем же путем, каким они возвращались последний раз. Ионыч спешил, понимая, что если стемнеет, то придется заночевать в лесу, так как пройти болото, когда на небе одни тучи и ни зги не видать, гиблое дело. Однако, как он ни старался, к злополучному месту, где погиб Роман, он вышел, когда уже стемнело.
— Вот ведь не повезло, — подумал он, — надо же, как погода испортилась. Придется ночевать в лесу.
Ионыч поискал место посуше, и устроился под деревом.
— Эх, сейчас бы стопарик опрокинуть, враз согрелся бы, а тут и костра-то не разведешь, кошкин хвост. Что за жизнь, и дернула меня нечистая именно сегодня переться, чтобы поглазеть на эту хреновину.
И ежу было понятно, что тарелка бабахнула, так нет, сомнения одолели, — он матернулся, и поежился, пытаясь согреться. Размышляя о том, о сем, он незаметно задремал, но вскоре опять проснулся. Так, то, засыпая, то, снова просыпаясь, он дотянул до утра. Как только начал брезжить рассвет, он вылез из-под дерева, покружил вокруг него, дабы согреться, а заодно размять затекшие ноги, и, найдя длинный шест, осторожно стал переходить болото.
Сколько раз за свою жизнь, он ходил в лес, и сотни, раз приходилось ему лазить по болотам, но именно сегодня, он испытывал страх увязнуть. Он и сам не понимал причину этого страха. То ли гибель приятеля Петра, Романа, постоянно всплывала в памяти, то ли погода, которая сделала кочки совсем маленькими, отчего идти было трудно. Он по нескольку раз тыкал палкой в одно и тоже место, и только тогда делал шаг вперед, и лишь перебравшись на другую сторону, и поняв, что болото осталось позади, вздохнул с облегчением, и, повернувшись к болоту, перекрестился, и произнес:
— Спасибо Господь, что помог пройти гиблое место, и дал время еще чуток пожить на этом свете.
Перед тем, как пройти остаток пути до дому, он решил немного отдохнуть. Забравшись снова под дерево, он поискал в рюкзаке остатки пищи, и, найдя картофелину и кусок хлеба, с аппетитом поел и запил водой из фляги. Уже собрался в дорогу, но в последний момент, будто кто-то подтолкнул его, и он, поискав место, куда Петр спрятал штуковину, подошел, и, скинув ветки и листья, осторожно приоткрыл брезент.
— Надо же, лежит, себе. Интересно, что она собой представляет? Ладно, приедет Петр, помогу ему её притащить, может и впрямь, она больших денег стоит, тогда перееду в Москву и поживу как человек, а то жил всю жизнь, как овца в загоне, так и помру, не ведая, что жизнь другой бывает.
Он снова накидал поверх брезента листвы и веток, и тронулся в путь.
Вернувшись домой, он поставил греться воду, скинул с себя мокрую одежду и повесил её сушиться, а сам, переодевшись в сухую, сел чаевничать, но сначала достал из буфета бутылку водки, налил полстакана, и словами:
— Для профилактики против всякой хвори, — выпил, и закусил большим ломтем сала с черным хлебом. Затем выпил пару чашек душистого чая с брусничным вареньем, после чего завалился на печку и вскоре захрапел.
Лиза сидела на кухне вместе с родителями. Разговор с Сей Моа, сильно повлиял на всех, и поэтому беседа не клеилась. Каждый размышлял о своем. Слишком сложной и непостижимой было то, что Сей Моа инопланетянин. Это не укладывалось в обыденные понятия, да и весь его облик, манера говорить, не вязались с тем, что он не человек. Точнее человек, но с другой планеты. В конце концов, первым молчание прервал Петр Алексеевич.
— Вот ведь, живешь на белом свете, смотришь кино, слышишь рассказы об НЛО, а все равно не веришь во все это. А теперь, когда казалось бы, вот они, доказательства, от которых никак не отмахнуться, а все равно, червячок сомнения, есть.
— Пап, и что же тебя смущает?
— Да в том-то и дело, что ничего, а вот внутренне что-то говорит, что не может такого быть. Не может, и все.
Лиза улыбнулась, и вдруг рассмеявшись, произнесла:
— Пап, а Сей и не просит, чтобы все были твердо уверены, что он прилетел с другой планеты. Ты представь, если все начнут верить, как тогда он сможет жить? Ему прохода не дадут.
Пока Лиза беседовала с отцом, Анна Дмитриевна зачем-то протирала посуду, которая стояла в сушке, и снова ставила её на место. Она о чем-то размышляла, но в разговор не вступала и продолжала молчать.