— В таком случае, подводя итог совещанию, могу сказать одно. Все за работу. Держать самый тесный контакт с милицией. Задействовать все структуры. Я, со своей стороны, подключу всех, кого смогу, дабы найти этого Ионыча, хоть под землей. Совещание закончено, всем спасибо и за работу. Игорь, задержись, пожалуйста.
Когда все вышли из кабинета полковника, Ионов присел рядом в ожидании, что сейчас полковник даст ему хороший нагоняй за непростительную ошибку, что Ионыч на три дня остался вне поля зрения группы и сумел скрыться. Однако полковник, хоть и хмуро посмотрел в его сторону, спокойно произнес:
— Значит так. Работу провели хорошо, но допустили промах. Вины вашей тут нет. Никто не ожидал, что он вдруг ударится в бега. Поэтому, надо только приложить все усилия, дабы его найти. И не забывай, что помимо него, есть еще Осин. Никто не знает, в каких они взаимоотношениях. Ты меня понял?
— Да.
— Вот и молодец. А теперь ступай и работай. Да, и передай Сею мою благодарность. Хорошо прощупал старика. Если бы не он, возможно, мы бы до сих пор топтались на месте, рассуждая что, где, когда.
— Разрешите идти?
— Иди.
— Есть!
В эту ночь Ионыч спал плохо. Среди ночи несколько раз просыпался, ходил попить воды, потом приспичило в туалет, а под утро приснился дурацкий сон. Будто к ним в деревню пришли фашисты, все увешанные оружием, вывели всех на улицу и стали выпытывать, где спрятана железяка, которую они с Петром закопали на краю болота.
Молчавшего, они расстреливали, и тут же начинали допрашивать следующего, а Ионыч стоял самым последним и с ужасом ждал, когда дойдет очередь до него. В тот момент, когда оставалось еще три человека, во дворе заголосил петух, и он проснулся, так и не узнав, чем сон закончится.
— Тьфу, ты напасть какая. Приснится же дьявольский сон, все настроение на весь день испортит. А все из-за этих окаянных приезжих. Вынюхивают, да выспрашивают. И чего им дома не сидится. Нет, припрутся, только и жди от них неприятностей. И еще этот, черт, что под вечер приходил. Смотрит так, словно мысли читает. И откуда он Петра знает? Да, не к добру все это, не к добру, — произнес Ионыч в заключении и стал хлопотать по хозяйству.
Однако весь день все буквально валилось у него из рук.
— Видно сон в руку, подумал он ближе к вечеру, когда, вынимая из печки чугунок с кашей, руки вдруг задрожали, и тот опрокинулся на пол.
Ионыч чертыхнулся, потом посмотрел на икону, что стояла в углу комнаты и, перекрестившись, произнес:
— Спаси и сохрани, от супостатов приезжих. Не дай на старости лет сгореть в гиене огненной на радость врагам твоим. И да пребудет имя твое, во веки веков, аминь.
Перекрестившись три раза, Ионыч трижды поклонился в сторону иконы, после чего полез в шкаф за бутылкой водки. Налил полстакана, выпил, закусил куском хлеба, и горестно взглянув на пол, где посреди каши лежал чугунок, стал прибираться.
Ужинать он так и не захотел. Лег и, уставившись в потолок, стал вспоминать прожитую жизнь, Петра, их поход к иноземному кораблю, и когда черед дошел до приезда исследователей, поднялся, и сам того не ожидая, стал собираться в дорогу.
Достал сумку, привезенную Петром, сложил в неё несколько вещей из одежды, потом подумал и взял кусок сала, буханку хлеба, несколько луковиц, соленых огурцов, и несколько банок консервов, оставшихся ему с прошлого визита племянника.
Ночь прошла спокойно. Он разделся, лег и до самого утра проспал как убитый. Видно водочка малость успокоила нервы, и поэтому, выспавшись, встал рано утром, позавтракал, запер дом и отправился в дорогу. Повстречавшемуся односельчанину, он сказал, что собрался в город, родственника навестить, а заодно кое-какие личные дела решить.
Только когда поселок остался далеко позади, он вздохнул спокойно, словно опасался преследования. И все же он бодрым шагом шел к большой дороге, дабы там поймать попутку и добраться до Ухты, а там видно будет, куда отправиться дальше. Одно он знал совершенно точно, что врожденное чутье, толкало его как можно дальше от родных мест, которое, чем дальше он от него уходил, становилось все более и более опасным.
Михаил лежал на кровати, ковыряя в зубах спичкой. Настроение было отличное. После того, как он послушал Райкиного совета и слинял в глухомань под названием Сорокино, жизнь пошла ленная, но спокойная.
В деревне он остановился у её родственника и, отвалив тому тысячу рублей ходил, чуть ли не в королях. Первое время он отсыпался и отъедался. Простая, но сытная и вкусная деревенская пища, настоящие щи, картошка на сале, запеченная с грибами в печке, да под водочку с хрустящим огурчиком из подпола, настраивала на благодушный лад. А когда через пару деньков, немного пообвыкнув в деревне, он окинул жителей пристальным взглядом, то сразу узрел пару, тройку девчат, которые были достойны его внимание. Так что на третью ночь, он уже спал не один, а, как и говаривала Зойка, с местной девахой, не избалованной до мужского внимания, а потому готовой на все. Одним словом, отдых и впрямь оказался таким, о котором вряд ли можно мечтать на Канарах, или в Турции, где от тебя только и ждут, так это чаевые, или возможность выудить из тебя как можно больше денег за любое говно, в яркой упаковке.
Однако двух недель Михаилу явно хватило, чтобы пресытиться деревенской жизнью, и он снова затосковал по городу с его яркими, манящими огнями, возможностью заработать и потратиться в свое удовольствие. Одним словом, мысли то и дело стали уводить его к тому от чего он уехал, как быть и что делать дальше.